главная

назад

вперёд

Пшеница и куры

Нет в мире страны, которая имела бы столько пшеничных полей, как у нас! Даже в США площади их вполовину меньше, в Австралии и в Канаде — впятеро, а в Аргентине в десять раз. А ведь это самые «пшеничные» страны.

В конце предвоенных лет многие хозяйки Донбасса начали замечать, что хлеб становится не таким вкусным, как раньше. На самых лучших, самых свежих дрожжах он с трудом поднимался и расплывался в печи, как коровий помет на лугу.

Виновник был найден быстро — жёлтый клоп-черепашка. Личинка клопа прокусывала зерна и выпивала содержимое. Его растворял фермент слюны. Зерно теряло вес, становилось рыхлым, как бы пустым, оно сморщивалось, как перезревшая слива. А личинка тем временем превращалась в клопа. Клоп расправлял крылья и летел дальше. Десятки километров для него препятствия не представляли.

Нельзя сказать, что черепашка посетил нашу страну в тридцатые годы впервые. О нем знали в конце прошлого столетия. Еще в 1913 году «Кавказская газета» писала, что вредный клоп создал в одном из уездов своими опустошениями такое же «беспримерно горестное положение», как только что прошедшее землетрясение. В Прикумье под напором этого существа люди бросали насиженные места, отдавали за бесценок землю и бежали куда глаза глядят.

И вот теперь — Донбасс. По двести тысяч клопов обнаруживали на каждом гектаре пшеницы. Иной раз на квадратном метре трудилось по двести штук этих прожорливых созданий.

Биологи выставили богатый арсенал защитных средств. Сыпали табачную пыль, золу, хлорную известь, обливали бензином, отваром бузины и синильной кислотой, применяли даже газы — хлор и хлорпикрин. И тогда люди по полям ходили в противогазах, а на дорогах стояли часовые, как во время войны. Все было напрасно.

Биологи взялись за литературу и вычитали, что в 1903 году знаток насекомых энтомолог И. Васильев применил против черепашки совершенно новое средство — хищную маленькую мушку теленомуса. Мушка откладывает свои яйца в яйца клопа черепашки. И бирюзовые клопиные яйца теряют свою роскошную окраску, темнеют. Из них выводятся уже не личинки черепашки, а молодое поколение теленомуса.

Шел сентябрь 1938 года. Надо было срочно вывести миллионы и миллионы теленомусов. Ученые располагали лишь одной пробиркой, где копошились сорок две драгоценные мушки. Чтобы их размножить, нужны были яйца клопа черепашки, но вредитель уже удалился на зимовку в окрестные леса. Он прятался там в ворохе опавшей листвы.

До следующего урожая оставалось меньше года. Тысячи людей вышли в леса. Они ворошили листву, ловили клопов, несли их в лаборатории. Там ученые создавали им искусственное лето. Заставляли класть яйца не по графику. И тогда выпускали на них теленомусов. Все это приходилось делать впервые. Получалось не сразу.

И все же сроки были выдержаны. К следующему лету армада теленомусов была готова. Хищные мушки уничтожали клопов на все сто процентов. И только там, где теленомусов не хватало до нормы, половина черепашек уцелела.

Но теленомусы справились только с личинками. Взрослые клопы для них недоступны. Против них агрономы применили другой прием. Выпустили кур. Куры бродили по полям, и их гребешки сияли среди пшеницы «как алые маки». Они с жадностью глотали черепашек и так объелись, что к концу дня повалились наземь, чем перепугали до полусмерти птичниц. Однако все обошлось благополучно, и ни одна курица не заболела и не подохла.

Сорок дней трудились пернатые сборщики. Десять тысяч кур прочесывали леса и поля. За день каждая глотала по полторы тысячи клопов. При этом яйца еще несла.

С тех пор прошло почти полстолетия. Далеко продвинулась вперед наука. Машины на полях заменили ручной труд. Но вредная черепашка осталась. До сих пор она считается врагом номер один. Самым главным из трехсот вредителей пшеницы.

Конечно, химия может в два счета ликвидировать вредного клопа. Это уже решенная задача. Но тут возникает две трудности. Во-первых, химия, как всегда, небезопасна. А во-вторых, нужно так тонко, так точно рассчитать химикат, чтобы не уничтожить черепашку полностью. Специалисты считают, что небольшая часть вредителя всегда должна сохраняться. Иначе на чем будут размножаться хищные мушки теленомусы в природе?

Предвижу вопрос: почему не взяться снова разводить теленомусов, как в тридцать девятом году? Пытались разводить после тех памятных событий. И не раз. Работали тридцать лет. До семидесятого года. Результаты не оправдали надежд. Выяснилось, что теленомусы, выведенные в тепличных, лабораторных условиях, с каждым годом становятся все слабее. Все более вялыми. Менее агрессивными. Даже теряют инстинкт поиска своей жертвы.

Правда, в природе есть и свои запасы теленомусов. Но черепашка умножает свои ряды быстрей, чем хищные мушки. И поэтому теленомусовое полчище бывает готово к бою лишь тогда, когда идут последние, нестройные ряды черепашек. Ослабленные и болезненные. Для черепашки урон оказывается незначительным. А порой ученые думают, что вредитель даже выигрывает, освобождаясь от больных и слабых своих собратьев.

Некоторые ученые возлагают надежду на агротехнику. Профессор И. Павлов сравнил, как ведет себя черепашка на пшенице, посеянной после гороха и после черного пара. После гороха всходы ее оказались редкими. И клопов на этих полях было тоже немного. Для них по ночам оказалось слишком холодно. И они откочевывали в густую чащу пшеничных стеблей, выросших на паровом поле.

Казалось бы, вывод ясен: сеять пшеницу по гороху. На самом деле — наоборот. В густых чащах хоть и больше было черепашек, но росли они медленнее. Их успевали настичь хищные теленомусы. Или другие беды. Личинки дольше оставались молодыми и вреда приносили меньше.

Другой опыт профессор провел с удобрениями. Чем больше сыпал этого снадобья, тем больше нарождалось личинок. Напрашивается вывод: удобрение применять не надо. Иванов решил выждать время. И он оказался прав. Удобренная пшеница дольше осталась зеленой. У нее не так быстро созревало зерно. А клопы дольше откладывали яйца. Когда же зерно достигло молочной спелости на удобренных полях, личинки были еще молодыми, а на неудобренных — взрослыми. Взрослые с удесятеренной энергией портили пшеничное зерно.

Так громоздятся одно за другим обстоятельства, от которых зависит исход борьбы с черепашкой и спасение пшеницы. Их много. Агроном должен их хорошо знать. А самое главное — найти сорта, чтобы клопом повреждались меньше.

И тут на память приходят дикие пшеницы, которые кое-где еще сохранились в наш двадцатый век. Академик П. Жуковский любил рассказывать, как в 1928 году он в Грузии обнаружил поле, где росла пшеница Зандури, особый вид. У нее был полнейший иммунитет к болезням. Вид исчезал. И поэтому грузины обращались с ним как с чудом. Они собирали урожай специальными палочками. Деревянными. Срывая одни колосья. И только потом скашивали солому серпом.

Но больше всего академик любил рассказывать нам о пшеничном Олимпе, о горных степях Анатолии, где ему пришлось путешествовать в молодые годы.

В тех краях росли низкие и корявые деревья вал-лонова дуба. Они превращали степь в подобие запущенного парка. Некошеные травы волновались под деревьями. Среди них выделялась одна, самая заметная— дикая пшеница!

Однако радость Жуковского оказалась преждевременной. Желтое пшеничное море таило в себе некоторую опасность. Чуть только академик ступил в его владения, как сотни, тысячи колючек впились в одежду. Они покрывали брюки таким толстым слоем, что превращали их в подобие меховой шубы.

Каждое зерно сопровождали упругие и крепкие зазубренные волоски-ости. Чуть только нога касалась стебля, колос разламывался, как стеклянная игрушка, и зубчатые ости хватались за одежду. Пшеничные зерна лезли за шиворот, царапали шею и вызывали еще тысячу разных неудобств. Они покрывали и шерсть животных, цеплялись за колеса арб и таким путем распространялись с удивительной энергией и упорством. Благодаря всем этим качествам пшеничные степи дожили до наших дней.

Соблюдая истину, замечу, что академик Жуковский путешествовал по Анатолии лет пятьдесят назад. А что там сейчас? Я нашел современную книгу, где говорилось про те же степи, по которым шел академик. Написал книгу Д. Харлан, тоже охотник за растениями. Пшеничные степи, писал Харлан, еще существуют. И дают уйму питательного и ценного зерна, которое пока, кажется, не используется. Харлан попытался подсчитать, сколько зерна дают эти дикие степи. За час работы вручную намолотил килограмм!

А я всё не мог забыть легендарную Зандури, редкостную культурную форму, которая ничем не болеет. В семидесятых годах я встретился с академиком Жуковским. Ему было уже за восемьдесят, но он был еще бодр и делал доклад в Большом зале МГУ на Ленинских горах. Я напомнил ему о Зандури.

— Зандури уже не сеют,— как-то печально сказал он.— А жаль. В 1960 году оставалось гектаров пятьсот. Впрочем, она не погибла. Давно разошлась по всему миру и работает в гибридах.

Академик умолчал, что самый интересный гибрид создан им. Его назвали грибобойной пшеницей. Она еще надежнее противостоит болезням, чем ее славный родитель.

Надо полагать, что найдутся среди диких или редких культурных видов и такие формы, которые придадут современным сортам стойкость и против клопа-черепашки.

Черепашка — лишь одна из пшеничных проблем. Главная — потенциал урожайности. Давно ли считали высоким урожай в двадцать или тридцать центнеров? А ныне подбираемся к ста. Во многом помогла «зеленая революция», интенсивное земледелие: удобрения, агротехника и те короткостебельные сорта, о которых уже упоминалось.

Сорта пшеницы с короткой соломиной вышли на поля в шестидесятых годах, хотя знали о существовании карликов еще в прошлом веке. Но никто не обращал на них особого внимания. Агрономы воспринимали их как курьез. Они хорошо знали, что у таких сортов обычно бывает масса нежелательных качеств: чувствительность к болезням, морозам и засухе, зерно их поздно поспевает и всегда бывает низкого качества.

И только на Японских островах крестьяне разводили на своих полях карликовые сорта. Видимо, не от хорошей жизни так поступали: в сыром климате Японии и сильных ветрах длинностебельные сорта сильно полегают. С этих крестьянских японских пшениц и начались карликовые сорта. В двадцатых годах на них обратили внимание селекционеры. Скрестили с американской пшеницей Фулст, а затем с потомком нашей Крымки. Возник полукарлик высотой всего в полметра (вместо обычных полутора метров!). Его назвали Но-рин, что в переводе означает Минсельхоз.

Лучшим из Норинов оказался Норин-10. Его и развезли по всему свету. С его помощью стали получать низкорослую неполегающую пшеницу в Мексике, в Индии и других развивающихся странах. Полукарликовая пшеница могла принимать большие дозы удобрений, и ее тяжелый колос не сгибал соломину. Началась «зеленая революция». Урожаи резко подскочили вверх. И перед селекционерами замаячила заманчивая цифра в сто центнеров, которую уже сегодня отдельным агрономам удается достигать и перешагивать.

Ныне у нас полным ходом создаются и свои интенсивные сорта. Для каждого климата рассчитана своя высота. На Кубани, где повлажнее,— соломина пониже, сантиметров 80. В украинской лесостепи, где посуше, соломина повыше — около метра. В сухом Поволжье еще выше — метр с лишним. Селекционеры даже подсчитали, сколько колосьев должны иметь новые сорта и какого веса, чтобы в сумме получилась желанная цифра 100 центнеров.

Расчеты оправдались. В далеком Пржевальске, в Киргизии, пшеница Интенсивная вплотную приблизилась к заветному рубежу.